![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Подумаешь, внучка!
21 November 2014 23:46Как известно, Сергей Есенин был женат на Софье Толстой, внучке Льва Николаевича, о котором уже отдельный тег пора заводить. Прожили они вместе недолго, но нескучно. Это я сейчас читаю биографию Есенина, авторы Лекманов и Свердлов. Очень, знаете, впечатляет. Что курсивом, то цитаты оттуда.
“...Встреча с замечательным человеком, С. А. Толстой, была для Есенина не “проходным” явлением”, — полагал неплохо знавший поэта Николай Никитин [Есенин в восп. совр. Т. 2. С. 128]
Сходно оценивал взаимоотношения Есенина с Толстой Юрий Либединский: “В облике этой девушки, в округлости ее лица и проницательно-умном взгляде небольших, очень толстовских глаз, в медлительных манерах сказывалась кровь Льва Николаевича. В ее немногословных речах чувствовался ум, образованность, а когда она взглядывала на Сергея, нежная забота светилась в ее серых глазах. Она, видно, чувствовала себя внучкой Софьи Андреевны Толстой. Нетрудно догадаться, что в ее столь явной любви к Сергею присутствовало благородное намерение стать помощницей, другом и опорой писателя” [Есенин в восп. совр. Т. 2. С. 128]
. “Я очень счастлива и очень люблю”, — писала сама Толстая давнему другу семьи Толстых, юристу А. Ф. Кони, 2 июля 1925 года...
Приведем также фрагмент из мемуаров И. Евдокимова: “Наблюдая в этот месяц Есенина, — а приходил он неизменно трезвый, живой, в белом костюме (был он в нем обаятелен), приходил с невестой и три раза знакомил с ней, — я сохранил воспоминание о начале, казалось, глубокого и серьезного перелома в душе поэта. Мне думалось, что женится он по-настоящему, перебесился — дальше может начаться крепкая и яркая жизнь” [Евдокимов И. Сергей Александрович Есенин // Сергей Александрович Есенин: Воспоминания. С. 204.]
Однако он же свидетельствовал:
“Скептики посмеивались:
— Очередная женитьба! Да здравствует следующая!” [Евдокимов И. Сергей Александрович Есенин // Сергей Александрович Есенин: Воспоминания. С. 250.]
Лихорадочной спешкой, выдающей внутреннюю неуверенность, дышит письмо Есенина к сестре Екатерине от 16 июня: “Дорогая Екатерина! Случилось оч<ень> многое, что переменило и больше всего переменяет мою жизнь. Я женюсь на Толстой и уезжаю с ней в Крым”...
И уже совсем похоронно звучит есенинское письмо, отправленное еще через месяц Н. Вержбицкому: “Все, на что я надеялся, о чем мечтал, идет прахом. Видно, в Москве мне не остепениться. Семейная жизнь не клеится, хочу бежать. Куда? На Кавказ! <...> С новой семьей вряд ли что получится, слишком всё здесь заполнено “великим старцем”, его так много везде, и на столах, и в столах, и на стенах, кажется, даже на потолках, что для живых людей места не остается. И это душит меня”.
Сергей Александрович, похоже, любил Льва Николаевича, как собака редьку.
Есенинский полукомический бунт против “великого старца”, чьи портреты укоризненно взирали на него со стен квартиры Софьи Толстой в Померанцевом переулке, описан многими мемуаристами. Юрий Либединский:
Он на мой вопрос, как ему живется, ответил:
— Скучно. Борода надоела...
— Какая борода?
— То есть как это какая? Раз — борода, — он показал на большой портрет Льва Николаевича, — два — борода, — он показал на групповое фото, где было снято все семейство Толстых вместе с Львом Николаевичем. — Три — борода, — он показал на копию с известного портрета Репина. — Вот там, с велосипедом, — это четыре борода, верхом — пять... А здесь сколько? — Он подвел меня к стене, где под стеклом смонтировано было несколько фотографий Льва Толстого. — Здесь не меньше десяти! Надоело мне это, и все! — сказал он с какой-то яростью
Вольф Эрлих:
Он мотает головой и стонет:
— Боже мой! Ничего не вижу! Одни бороды вокруг меня!
Анна Берзинь:
Сергей старался чем-нибудь тяжелым угодить непременно в портрет и кричал:
— Надоела мне борода, уберите бороду!..
Кажется очевидным, что “борода” превратилась в помраченном сознании Есенина в метонимию даже не столько самого Льва Толстого, сколько толстовской “мысли семейной”, за которую он еще недавно хватался как за спасительную соломинку.
“— Ну вот, жениться! А куда мне такому жениться? — горестно вопрошал поэт Вольфа Эрлиха. — Что у меня осталось в этой жизни? Слава? Господи боже мой! Ведь я же не мальчик! Поэзия? Разве что... Да нет! И она от меня уходит.
— А личная жизнь? Счастье?
— Счастье — дерьмо! Его не бывает. А личная жизнь!.. Милый! Так я ж ее отдал как раз за то, чего у меня теперь нет!”, то есть — за стихи и за вдохновение.
Отвратительные выходки в отношении Толстой Есенин позволял себе уже на очень раннем, первом этапе ухаживания. “Я поднял ее подол, — откровенничал он в разговоре с Анной Берзинь, — а у нее ноги волосатые. “Пусть Пильняк, я не хочу... Я не могу жениться””
В отпевание не только холостяцкой, но и вообще есенинской жизни превратился так называемый “мальчишник”, устроенный Есениным перед предполагавшейся свадьбой с Софьей Толстой в июле (официально их брак был зарегистрирован лишь 18 сентября).
Мальчишничек подзатянулся, вам не кажется?
Из мемуаров Юрия Либединского:
Сергей сидел на краю кровати. Обхватив спинку с шишечками, он <...> плакал.
— Ну чего ты? — Я обнял его.
— Не выйдет у меня ничего из женитьбы! — сказал он.
— Ну почему не выйдет?
Я не помню нашего тогдашнего разговора, очень быстрого, горячечного, — бывают признания, которые даже записать нельзя и которые при всей их правдивости покажутся грубыми.
— Ну, если ты видишь, что из этого ничего не выйдет, так откажись, — сказал я.
— Нельзя, — возразил он очень серьезно. — Ведь ты подумай: его самого внучка! Ведь это так и должно быть, что Есенину жениться на внучке Льва Толстого, это так и должно быть!
В голосе его слышались гордость и какой-то по-крестьянски разумный расчет.
— Так должно быть! — повторил он. — Да чего уж там говорить, — он вытер слезы, заулыбался, — пойдем к народу!
Но крестьянский расчёт "вали на серую, серая всё свезёт" не оправдался.
На случайно подвернувшегося ему под руку в Госиздате рапповца А. Тарасова-Родионова поэт обрушил целое половодье признаний: “Софью Андреевну... Нет, ее я не любил. И сейчас с ней окончательно разошелся. Она жалкая и убогая женщина. Она набитая дура. Она хотела выдвинуться через меня. Подумаешь, внучка!
То есть когда Сергей Александрович желает выдвинуться за счёт Софьи Андреевны и пресловутой "бороды", всё идёт как по маслу. А если Софья Андреевна желает выдвинуться за счёт Сергея Александровича, её можно и перед незнакомыми грязью полить. Жалкая, ничтожная личность, набитая дура... Назвала бы такой подход готтентотской моралью, да готтентотов обижать не хочу.
“...Встреча с замечательным человеком, С. А. Толстой, была для Есенина не “проходным” явлением”, — полагал неплохо знавший поэта Николай Никитин [Есенин в восп. совр. Т. 2. С. 128]
Сходно оценивал взаимоотношения Есенина с Толстой Юрий Либединский: “В облике этой девушки, в округлости ее лица и проницательно-умном взгляде небольших, очень толстовских глаз, в медлительных манерах сказывалась кровь Льва Николаевича. В ее немногословных речах чувствовался ум, образованность, а когда она взглядывала на Сергея, нежная забота светилась в ее серых глазах. Она, видно, чувствовала себя внучкой Софьи Андреевны Толстой. Нетрудно догадаться, что в ее столь явной любви к Сергею присутствовало благородное намерение стать помощницей, другом и опорой писателя” [Есенин в восп. совр. Т. 2. С. 128]
. “Я очень счастлива и очень люблю”, — писала сама Толстая давнему другу семьи Толстых, юристу А. Ф. Кони, 2 июля 1925 года...
Приведем также фрагмент из мемуаров И. Евдокимова: “Наблюдая в этот месяц Есенина, — а приходил он неизменно трезвый, живой, в белом костюме (был он в нем обаятелен), приходил с невестой и три раза знакомил с ней, — я сохранил воспоминание о начале, казалось, глубокого и серьезного перелома в душе поэта. Мне думалось, что женится он по-настоящему, перебесился — дальше может начаться крепкая и яркая жизнь” [Евдокимов И. Сергей Александрович Есенин // Сергей Александрович Есенин: Воспоминания. С. 204.]
Однако он же свидетельствовал:
“Скептики посмеивались:
— Очередная женитьба! Да здравствует следующая!” [Евдокимов И. Сергей Александрович Есенин // Сергей Александрович Есенин: Воспоминания. С. 250.]
Лихорадочной спешкой, выдающей внутреннюю неуверенность, дышит письмо Есенина к сестре Екатерине от 16 июня: “Дорогая Екатерина! Случилось оч<ень> многое, что переменило и больше всего переменяет мою жизнь. Я женюсь на Толстой и уезжаю с ней в Крым”...
И уже совсем похоронно звучит есенинское письмо, отправленное еще через месяц Н. Вержбицкому: “Все, на что я надеялся, о чем мечтал, идет прахом. Видно, в Москве мне не остепениться. Семейная жизнь не клеится, хочу бежать. Куда? На Кавказ! <...> С новой семьей вряд ли что получится, слишком всё здесь заполнено “великим старцем”, его так много везде, и на столах, и в столах, и на стенах, кажется, даже на потолках, что для живых людей места не остается. И это душит меня”.
Сергей Александрович, похоже, любил Льва Николаевича, как собака редьку.
Есенинский полукомический бунт против “великого старца”, чьи портреты укоризненно взирали на него со стен квартиры Софьи Толстой в Померанцевом переулке, описан многими мемуаристами. Юрий Либединский:
Он на мой вопрос, как ему живется, ответил:
— Скучно. Борода надоела...
— Какая борода?
— То есть как это какая? Раз — борода, — он показал на большой портрет Льва Николаевича, — два — борода, — он показал на групповое фото, где было снято все семейство Толстых вместе с Львом Николаевичем. — Три — борода, — он показал на копию с известного портрета Репина. — Вот там, с велосипедом, — это четыре борода, верхом — пять... А здесь сколько? — Он подвел меня к стене, где под стеклом смонтировано было несколько фотографий Льва Толстого. — Здесь не меньше десяти! Надоело мне это, и все! — сказал он с какой-то яростью
Вольф Эрлих:
Он мотает головой и стонет:
— Боже мой! Ничего не вижу! Одни бороды вокруг меня!
Анна Берзинь:
Сергей старался чем-нибудь тяжелым угодить непременно в портрет и кричал:
— Надоела мне борода, уберите бороду!..
Кажется очевидным, что “борода” превратилась в помраченном сознании Есенина в метонимию даже не столько самого Льва Толстого, сколько толстовской “мысли семейной”, за которую он еще недавно хватался как за спасительную соломинку.
“— Ну вот, жениться! А куда мне такому жениться? — горестно вопрошал поэт Вольфа Эрлиха. — Что у меня осталось в этой жизни? Слава? Господи боже мой! Ведь я же не мальчик! Поэзия? Разве что... Да нет! И она от меня уходит.
— А личная жизнь? Счастье?
— Счастье — дерьмо! Его не бывает. А личная жизнь!.. Милый! Так я ж ее отдал как раз за то, чего у меня теперь нет!”, то есть — за стихи и за вдохновение.
Отвратительные выходки в отношении Толстой Есенин позволял себе уже на очень раннем, первом этапе ухаживания. “Я поднял ее подол, — откровенничал он в разговоре с Анной Берзинь, — а у нее ноги волосатые. “Пусть Пильняк, я не хочу... Я не могу жениться””
В отпевание не только холостяцкой, но и вообще есенинской жизни превратился так называемый “мальчишник”, устроенный Есениным перед предполагавшейся свадьбой с Софьей Толстой в июле (официально их брак был зарегистрирован лишь 18 сентября).
Мальчишничек подзатянулся, вам не кажется?
Из мемуаров Юрия Либединского:
Сергей сидел на краю кровати. Обхватив спинку с шишечками, он <...> плакал.
— Ну чего ты? — Я обнял его.
— Не выйдет у меня ничего из женитьбы! — сказал он.
— Ну почему не выйдет?
Я не помню нашего тогдашнего разговора, очень быстрого, горячечного, — бывают признания, которые даже записать нельзя и которые при всей их правдивости покажутся грубыми.
— Ну, если ты видишь, что из этого ничего не выйдет, так откажись, — сказал я.
— Нельзя, — возразил он очень серьезно. — Ведь ты подумай: его самого внучка! Ведь это так и должно быть, что Есенину жениться на внучке Льва Толстого, это так и должно быть!
В голосе его слышались гордость и какой-то по-крестьянски разумный расчет.
— Так должно быть! — повторил он. — Да чего уж там говорить, — он вытер слезы, заулыбался, — пойдем к народу!
Но крестьянский расчёт "вали на серую, серая всё свезёт" не оправдался.
На случайно подвернувшегося ему под руку в Госиздате рапповца А. Тарасова-Родионова поэт обрушил целое половодье признаний: “Софью Андреевну... Нет, ее я не любил. И сейчас с ней окончательно разошелся. Она жалкая и убогая женщина. Она набитая дура. Она хотела выдвинуться через меня. Подумаешь, внучка!
То есть когда Сергей Александрович желает выдвинуться за счёт Софьи Андреевны и пресловутой "бороды", всё идёт как по маслу. А если Софья Андреевна желает выдвинуться за счёт Сергея Александровича, её можно и перед незнакомыми грязью полить. Жалкая, ничтожная личность, набитая дура... Назвала бы такой подход готтентотской моралью, да готтентотов обижать не хочу.