Ономнясь порезвилась в комментах у Лангобарда. Я туда вообще-то не хожу, но когда человек пишет, что, окааазывается, гипермужественная стилистика наподобие пиратов, лесорубов, моряков и военных находит множество поклонников среди геев, и знают ли об этом пираты, лесорубы, моряки и военные, и если знают, то что скажут? - грех не вмешаться. Я рассказала про матлотаж - институт однополого брака среди буканьеров и пиратов, поцитировала источнички, расправила затекшую эрудицию... Ответ мужчины:
Странно, что ни у К.М.Станюковича, ни у А.С.Новикова-Прибоя, ни у Р. Л. Стивенсона ничего такого даже не упоминается.
Ну, что сказать, действительно странно. Особенно насчёт Станюковича с Новиковым-Прибоем - чегой-то они про гомосексуалов не писали? Весь цензурный комитет хватил бы кондрашка, я гарантирую это. А вот у Стивенсона в "Похищенном" есть юнга Рансом, который повадкой очень напоминает катамита:
( Катамит или не катамит, вот в чём вопрос? )
А вот как сие происходило на самом деле (из книжки English Sea Rovers in the Seventeenth Century)
В трагическом и несчастном случае, именуемом "женитьба пирата", matelot сохранял все права, урезалось только его возможное наследство. Он по-прежнему назывался matelot такого-то, имел неограниченный доступ ко всему имуществу своего напарника и даже получал супружеские права по отношению к его жене. Когда капитан Луи-Адемар-Тимоте Ле Голиф решил жениться на одной из женщин, которых губернатор Тортуги д'Ожерон ввёз на свой остров, Пульверен, matelot капитана, был потрясён этим известием. Сначала он нашёл убежище в бутылке, но затем заявил свои особые права "на всё, чем владеет напарник" и был допущен в брачные покои. Однако не таков был Пульверен, чтобы делить Ле Голифа с особой женского пола. Он на время затаил свою ненависть, но желание отомстить никуда не делось. Однажды, возвращаясь из рейда, капитан Ле Голиф выслал Пульверена вперёд с тем, чтобы он предупредил мадам Ле Голиф о скором прибытии супруга. Как нередко случается, если корабли возвращаются в порт излишне рано, Пульверен застиг госпожу капитаншу с любовником. Он убил обоих, и с той поры о нём не было ни слуху, ни духу. У капитана Ле Голифа потом появился другой matelot, Ле Бек, который приносил ему много удовольствия, но рана его так и не исцелилась до конца. "Сердце моё осталось с Пульвереном," - говорил он впоследствии.
Странно, что ни у К.М.Станюковича, ни у А.С.Новикова-Прибоя, ни у Р. Л. Стивенсона ничего такого даже не упоминается.
Ну, что сказать, действительно странно. Особенно насчёт Станюковича с Новиковым-Прибоем - чегой-то они про гомосексуалов не писали? Весь цензурный комитет хватил бы кондрашка, я гарантирую это. А вот у Стивенсона в "Похищенном" есть юнга Рансом, который повадкой очень напоминает катамита:
( Катамит или не катамит, вот в чём вопрос? )
А вот как сие происходило на самом деле (из книжки English Sea Rovers in the Seventeenth Century)
В трагическом и несчастном случае, именуемом "женитьба пирата", matelot сохранял все права, урезалось только его возможное наследство. Он по-прежнему назывался matelot такого-то, имел неограниченный доступ ко всему имуществу своего напарника и даже получал супружеские права по отношению к его жене. Когда капитан Луи-Адемар-Тимоте Ле Голиф решил жениться на одной из женщин, которых губернатор Тортуги д'Ожерон ввёз на свой остров, Пульверен, matelot капитана, был потрясён этим известием. Сначала он нашёл убежище в бутылке, но затем заявил свои особые права "на всё, чем владеет напарник" и был допущен в брачные покои. Однако не таков был Пульверен, чтобы делить Ле Голифа с особой женского пола. Он на время затаил свою ненависть, но желание отомстить никуда не делось. Однажды, возвращаясь из рейда, капитан Ле Голиф выслал Пульверена вперёд с тем, чтобы он предупредил мадам Ле Голиф о скором прибытии супруга. Как нередко случается, если корабли возвращаются в порт излишне рано, Пульверен застиг госпожу капитаншу с любовником. Он убил обоих, и с той поры о нём не было ни слуху, ни духу. У капитана Ле Голифа потом появился другой matelot, Ле Бек, который приносил ему много удовольствия, но рана его так и не исцелилась до конца. "Сердце моё осталось с Пульвереном," - говорил он впоследствии.