Минутка высокой поэзии

Как известно, 27 июня 1936 года было принято постановление ЦИК и СНК СССР, запрещавшее аборт. Его полное название: «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовной ответственности за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводах». Встречен этот закон, естественно, был рукоплесканиями и приветствиями трудящихся. Итогами его принятия стало увеличение смертности женщин вследствие подпольных абортов, а также возрастание частоты детоубийств.

В следующем, 1937 году, поэт Дмитрий Кедрин написал вот такое стихотворение, озаглавленное просто и ненавязчиво:

Беседа

На улице пляшет дождик. Там тихо, темно и сыро.
Присядем у нашей печки и мирно поговорим.
Конечно, с ребенком трудно. Конечно, мала квартира.
Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь в Крым.

Еще тошноты и пятен даже в помине нету,
Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало посмотри!
Но ты по неуловимым, по тайным женским приметам
Испуганно догадалась, что у тебя внутри.

Не скоро будить он станет тебя своим плачем тонким
И розовый круглый ротик испачкает молоком.
Нет, глубоко под сердцем, в твоих золотых потемках
Не жизнь, а лишь завязь жизни завязана узелком.

И вот ты бежишь в тревоге прямо к гомеопату.
Он лыс, как головка сыра, и нос у него в угрях,
Глаза у него навыкат и борода лопатой,
Он очень ученый дядя - и все-таки он дурак!

Как он самодовольно пророчит тебе победу!
Пятнадцать прозрачных капель он в склянку твою нальет.
«Пять капель перед обедом, пять капель после обеда -
И всё как рукой снимает! Пляшите опять фокстрот!»

Так, значит, сын не увидит, как флаг над Советом вьется?
Как в школе Первого мая ребята пляшут гурьбой?
Послушай, а что ты скажешь, если он будет Моцарт,
Этот не живший мальчик, вытравленный тобой?

Послушай, а если ночью вдруг он тебе приснится,
Приснится и так заплачет, что вся захолонешь ты,
Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные ресницы
И волосы разовьются, старательно завиты,

Что хлынут горькие слезы и начисто смоют краску,
Хорошую, прочную краску с темных твоих ресниц?..
Помнишь, ведь мы читали, как в старой английской сказке
К охотнику приходили души убитых птиц.

А вдруг, несмотря на капли мудрых гомеопатов,
Непрошеной новой жизни не оборвется нить?
Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что когда-то
Этою же рукою старалась его убить?

Кудрявых волос, как прежде, туман золотой клубится,
Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.
Пускай за это не судят, но тот, кто убил, - убийца.
Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоем с тобой!

Что более всего поражает в этом стихотворении? Нет, не комичная мужская уверенность, что должен родиться именно сын (или просто девочку не так жалко?). Не набивший оскомину вопрос "что. если он будет Моцарт?", на который так и хочется ответить рубинским "а что, если "он" будет таможенный чиновник, стервец, мошенник и казнокрад?" Не приметы красивой жизни: краска на ресницах. завивка, поездка в Крым. Поражает чёткий, уверенный переход от "мирно поговорим" к "убийца". Ну, хорошо, допустим, твоя жена - убийца. А ты сам выходишь - кто, морализирующий, умилительно непричастный?