![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Межполовой антагонизм, продолжение
Страхи и тревоги невесты институциализируются в ритуальном сопротивлении, когда её уводят в дом жениха. Среди луо, соседей гусиев, и других восточноафриканских народов принято устраивать драку между родственниками невесты и родственниками жениха, одни препятствуют уводу невесты, другие содействуют ему. Что же касается гусиев, у них сама невеста отчаянно сопротивляется жениху или прячется в соседнем доме, так что отец, уже получивший за неё выкуп – коров, даже помогает дочери скрыться, если находит её отвращение к брачным узам искренним. Пятеро молодых мужчин из клана жениха приходят забирать девушку; двое после недолгих поисков обнаруживают её и стоит за её спиной, чтобы не сбежала, пока остальные трое получают окончательное разрешение на брак от родителей невесты. Когда позволение получено, невесту, цепляющуюся за приворотные столбы, буквально волоком тащат с родительского двора. Наконец она уходит, горько плача, хватаясь за голову. Сопротивление девушки – знак, символ, отражающий страхи любой гусийской невесты. Сколь угодно отчаянное, оно не означает, что невеста хочет расторгнуть брачный договор.
Итак, хоть и без желания, хоть и упирающаяся, а наречённая доставлена к жениху. Делом первостепенной важности становится свадебная ночь. Это немалое испытание и для родичей жениха, и для родичей невесты. Ведь половое бессилие новобрачного – веская причина признать брак недействительным. Точно так же и жених, найдя у невесты шрамы на теле или другие физические недостатки, например, вагинизм, вправе отослать её обратно к родителям и вернуть выкуп. Поэтому в обязанности невесты входит подвергнуть потенцию жениха самым суровым испытаниям. Она предпринимает магические действия, которые, по верованиям гусиев, разрушают мужскую силу: жуёт уголёк или особый стручок фаллической формы, который находят на пастбище, или прячет уголёк, стручок, а также пучок особым образом спутанной травы под свадебное ложе, или скручивает в узел фаллический цветок банана. Что до жениха, он должен непременно преуспеть, невзирая на ожидаемое сопротивление невесты, и потому укрепляет себя, хорошо питаясь – гусии верят, что сытость повышает потенцию, - а также принимает горькие травы и, в последнее время, кофейные зёрна в немалых количествах. Они считаются афродизиаком. Братья новобрачного и двоюродные братья по отцовской линии подбадривают его и проявляют немалое любопытство к успеху действа. В праздничном настроении мужская половина молодёжи клана стекается к дому жениха. В пищу им режут кур. Юноши в танцах и пении коротают время, дожидаясь главного представления: свадебной ночи как таковой.
Обычно невеста отказывается даже лечь на постель; если она не будет сопротивляться домогательствам жениха, её признают распутницей. Если будущий супруг не справляется сам, его родственники насильно раздевают девушку и укладывают её на постель. Жених залезает пальцами в рот невесте в поисках стручков, угольков и прочих магических предметов, которые могут наслать на него импотенцию. Затем он переходит непосредственно к совокуплению, но и тут невеста не оставляет попыток отбиваться, и он должен её принудить к близости. Обычно девушка прибегает к практике оголега, то есть пропускает половой член жениха между бедер, но так напрягает мышцы влагалища, что проникновение делается невозможным. Если жених юн (по местным стандартам, моложе 25 лет), другие юноши врываются в свадебные покои, делают невесте строгое внушение и удерживают её в такой позе, чтобы жених совершил пенетрацию без помех. Жених старше 25 лет считается способным сладить с новобрачной самостоятельно, и его товарищи ждут под дверьми, время от времени заглядывая для проверки, как у молодых идут дела. Рассказывают, что бывали случаи, когда «разъяренная» невеста не допускала жениха до завершения полового акта целую неделю. Чем дольше девушка удерживает наречённого от полной пенетрации, тем выше её престиж. В 1957 году одна невеста сумела устоять против домогательств жениха. Его братья избивали её и угрожали смертью, пока она не призналась, что сплела защитную сеть из собственных лобковых волос. Сеть срезали бритвой, и всё семейство досматривало при свете керосиновой лампы, как жених завершает первую супружескую ночь.
Как только пенетрация совершена, юноши ликуют и с пением расходятся по домам, чтобы дать новобрачному возможность вкусить дальнейшие супружеские радости. Они искренне интересуются тем, сколько раз жених сможет в эту ночь совокупиться с невестой. Это вопрос престижа и пристрастного сравнения. Все мужчины-родственники, близкие по возрасту, будут расспрашивать молодого супруга об этом, да и у молодой жены полюбопытствуют на сей счёт, когда она будет первый раз навещать родных. Поговаривают, что мужчины клана жениха также расспрашивают невесту, дабы удостовериться, что жених не приврал. Минимально достойным уважения количеством половых актов считается шесть, а наибольшим известным – двенадцать. Якобы в старину достичь оргазма двенадцать раз было повсеместным обычаем, но в последние десятилетия подобные подвиги редки.
В чём же смысл столь непомерных сексуальных аппетитов? Открыто признаётся, что их цель – причинить невесте как можно больше физической боли. «Настоящим мужчиной» жениха величают, только если молодая жена наутро не может ходить. Лишь тогда он может похваляться своей победой, в особенности же тем, что довёл невесту до слёз. Один информант приводит перебранку, которая впоследствии звучит во время церемонии эньянги. Возле дома невесты гневные женщины кричат, обращаясь к жениху:
- Ты слабак, ты нашей дочке ничего не сможешь сделать! Ты с ней спать-то спал, да не как мужчина. И член-то у тебя крошечный, не годный ни на что. Вот схватил бы ты нашу дочку, одолел бы её, да так, чтоб криком кричала – тогда б ты был мужчина.
На это жених отвечает хвастливо:
- Я мужчина! Если бы вы увидали мой член, вы бы разбежались, дрожа от страха. Я так её схватил, что она завизжала. Не таков я, чтоб шутить со мною. Разве она не рассказала вам всем? Спросите её – она плакала!
Восприятие совокупления как действия, в процессе которого мужчина преодолевает сопротивление женщины и причиняет ей боль, не ограничивается первой брачной ночью, а проходит через все супружеские отношения красной нитью. В моногамных браках жёны никогда не инициируют половую близость с мужем, и, согласно обычаю, выражают недовольство и протест перед тем, как согласиться на его домогательства. Ни во время прелюдии, ни при собственно коитусе жена не играет активной роли, даже не снимает сама одежды, за исключением тех случаев, когда разделась на ночь. Повсеместно рассказывается, что во время полового акта жена монотонно стонет: «Ты мне больно делаешь, дрянь ты человек» и тому подобные порицания. Мужчины-гусии находят эти стенания чрезвычайно возбуждающими. Нижеследующий рассказ тридцатишестилетнего семьянина кратко резюмирует шаблоны сексуального поведения мужчины и женщины-гусиев:
Муж её в постели спрашивает: «Ну, как оно? Тебе хоть нравится?» А жена отвечает: «Ох, не спрашивай». И никогда не скажет «да». Самое приятное – это когда она во время сношения плачет, кричит… Всегда мы дивились: неужели женщины получают от этого удовольствие? Но жёны многожёнцев жалуются, если мужья ими пренебрегают, значит, всё-таки нравится…
Есть немалый смысл верить, что безустанное сопротивление гусийских жён не является притворным. Молодые мужья, как утверждается, настаивают на двух соитиях за ночь: одно вечером, одно рано утром, на заре. Однако немалое число моногамных семей не справляется с этим запросом, в первую очередь благодаря упорному противодействию жён. В каждом поселении есть замужние женщины, которые имеют репутацию ненавистниц секса и отказывают своим супругам в интимной близости по неделе кряду. Со временем такие мужья начинают бить жён и даже отсылают их обратно к родителям. Мне известен по крайней мере один случай, когда конфликт между супругами не имел никакой иной причины, кроме отвращения жены к соитию. Среди женщин, состоящих в моногамном браке и не имеющих репутации ненавистниц секса, отказ от близости с мужем имеет место, если произошла ссора по какому-либо иному поводу. Семейственная скромность предписывает вступать в сексуальные отношения в тёмное время суток, когда дети уснули, и жёны подкрепляют свой отказ тем, что щиплют детей и будят их, если супруг настаивает. Это очевидно убеждает нас, что для гусийских замужних женщин сопротивляющееся и страдальческое поведение во время супружеского полового акта представляет собой не общепринятую маску, не попытку особым образом возбудить страсть мужа, а именно искреннее желание избежать коитуса.
На базе традиций гусиев как таковых трудно исчерпывающе или хотя бы удовлетворительно ответить на вопрос, в какой мере связан садомазохистский аспект свадебной и супружеской сексуальности гусиев с неумолимой враждой брачующихся кланов, в какой мере он отражает её. Многие вышеизложенные факты указывают на эту связь, но примечательно то, что существует по меньшей мере одна культурная практика, выражающая гетеросексуальный антагонизм внутри клана. Это так называемая огосония, или возбуждение желания, которую Майер (1953 22-23) описывает детально. Когда мальчики-гусии, проходящие инициацию, отдыхают в лесу после обрезания, девочки-подростки из их клана приходят к инициационным хижинам, раздеваются донага и, исполняя танец с соблазнительными движениями, подстрекают мальчиков к интимной близости и позволяют себе уничижительные комментарии об их гениталиях. Мальчики, разумеется, не способны к совокуплению, и девочкам это известно. Согласно Майеру, «мужчины-гусии в большинстве своём убеждены, что цель огосония – причинить боль. Триумф девочек наступает, когда у кого-нибудь из мальчиков под действием эрекции открывается полузажившая рана, причиняя ему острую боль». (1953:23). Итак, сексуальность используется как метод причинения боли, и эта драма разыгрывается между мальчиками и девочками из одного клана, притом экзогамного. Можно спорить, действительно ли девочки-подростки уже усвоили паттерны поведения, соответствующие свадебной ночи, и испытывают их на тех мужчинах, кто ближе и слабее, больше того, кто находится в уникально уязвимом физическом состоянии. Так или иначе, практика огосония служит признаком того, что агрессивный антагонизм гусийских женщин и мужчин, их сексуальности, их понимания взаимодействия полов, - это составляющие общего поведенческого шаблона, выходящего далеко за рамки брачного сожительства.
Но, невзирая на то, какие ещё заключения можно вывести из предшествовавшего описания институционализированных форм полового антагонизма, следует сделать один важный вывод: узаконенные гетеросексуальные отношения среди гусиев – это насыщенные агрессией соревнования, включающие насилие и причинение боли, которые в обстоятельствах, где оно не является законным, подпадают под определение изнасилования. В следующих главах я хотел бы обсудить условия, которые приводят к демонстрации подобного поведения в контексте незаконности.
Итак, хоть и без желания, хоть и упирающаяся, а наречённая доставлена к жениху. Делом первостепенной важности становится свадебная ночь. Это немалое испытание и для родичей жениха, и для родичей невесты. Ведь половое бессилие новобрачного – веская причина признать брак недействительным. Точно так же и жених, найдя у невесты шрамы на теле или другие физические недостатки, например, вагинизм, вправе отослать её обратно к родителям и вернуть выкуп. Поэтому в обязанности невесты входит подвергнуть потенцию жениха самым суровым испытаниям. Она предпринимает магические действия, которые, по верованиям гусиев, разрушают мужскую силу: жуёт уголёк или особый стручок фаллической формы, который находят на пастбище, или прячет уголёк, стручок, а также пучок особым образом спутанной травы под свадебное ложе, или скручивает в узел фаллический цветок банана. Что до жениха, он должен непременно преуспеть, невзирая на ожидаемое сопротивление невесты, и потому укрепляет себя, хорошо питаясь – гусии верят, что сытость повышает потенцию, - а также принимает горькие травы и, в последнее время, кофейные зёрна в немалых количествах. Они считаются афродизиаком. Братья новобрачного и двоюродные братья по отцовской линии подбадривают его и проявляют немалое любопытство к успеху действа. В праздничном настроении мужская половина молодёжи клана стекается к дому жениха. В пищу им режут кур. Юноши в танцах и пении коротают время, дожидаясь главного представления: свадебной ночи как таковой.
Обычно невеста отказывается даже лечь на постель; если она не будет сопротивляться домогательствам жениха, её признают распутницей. Если будущий супруг не справляется сам, его родственники насильно раздевают девушку и укладывают её на постель. Жених залезает пальцами в рот невесте в поисках стручков, угольков и прочих магических предметов, которые могут наслать на него импотенцию. Затем он переходит непосредственно к совокуплению, но и тут невеста не оставляет попыток отбиваться, и он должен её принудить к близости. Обычно девушка прибегает к практике оголега, то есть пропускает половой член жениха между бедер, но так напрягает мышцы влагалища, что проникновение делается невозможным. Если жених юн (по местным стандартам, моложе 25 лет), другие юноши врываются в свадебные покои, делают невесте строгое внушение и удерживают её в такой позе, чтобы жених совершил пенетрацию без помех. Жених старше 25 лет считается способным сладить с новобрачной самостоятельно, и его товарищи ждут под дверьми, время от времени заглядывая для проверки, как у молодых идут дела. Рассказывают, что бывали случаи, когда «разъяренная» невеста не допускала жениха до завершения полового акта целую неделю. Чем дольше девушка удерживает наречённого от полной пенетрации, тем выше её престиж. В 1957 году одна невеста сумела устоять против домогательств жениха. Его братья избивали её и угрожали смертью, пока она не призналась, что сплела защитную сеть из собственных лобковых волос. Сеть срезали бритвой, и всё семейство досматривало при свете керосиновой лампы, как жених завершает первую супружескую ночь.
Как только пенетрация совершена, юноши ликуют и с пением расходятся по домам, чтобы дать новобрачному возможность вкусить дальнейшие супружеские радости. Они искренне интересуются тем, сколько раз жених сможет в эту ночь совокупиться с невестой. Это вопрос престижа и пристрастного сравнения. Все мужчины-родственники, близкие по возрасту, будут расспрашивать молодого супруга об этом, да и у молодой жены полюбопытствуют на сей счёт, когда она будет первый раз навещать родных. Поговаривают, что мужчины клана жениха также расспрашивают невесту, дабы удостовериться, что жених не приврал. Минимально достойным уважения количеством половых актов считается шесть, а наибольшим известным – двенадцать. Якобы в старину достичь оргазма двенадцать раз было повсеместным обычаем, но в последние десятилетия подобные подвиги редки.
В чём же смысл столь непомерных сексуальных аппетитов? Открыто признаётся, что их цель – причинить невесте как можно больше физической боли. «Настоящим мужчиной» жениха величают, только если молодая жена наутро не может ходить. Лишь тогда он может похваляться своей победой, в особенности же тем, что довёл невесту до слёз. Один информант приводит перебранку, которая впоследствии звучит во время церемонии эньянги. Возле дома невесты гневные женщины кричат, обращаясь к жениху:
- Ты слабак, ты нашей дочке ничего не сможешь сделать! Ты с ней спать-то спал, да не как мужчина. И член-то у тебя крошечный, не годный ни на что. Вот схватил бы ты нашу дочку, одолел бы её, да так, чтоб криком кричала – тогда б ты был мужчина.
На это жених отвечает хвастливо:
- Я мужчина! Если бы вы увидали мой член, вы бы разбежались, дрожа от страха. Я так её схватил, что она завизжала. Не таков я, чтоб шутить со мною. Разве она не рассказала вам всем? Спросите её – она плакала!
Восприятие совокупления как действия, в процессе которого мужчина преодолевает сопротивление женщины и причиняет ей боль, не ограничивается первой брачной ночью, а проходит через все супружеские отношения красной нитью. В моногамных браках жёны никогда не инициируют половую близость с мужем, и, согласно обычаю, выражают недовольство и протест перед тем, как согласиться на его домогательства. Ни во время прелюдии, ни при собственно коитусе жена не играет активной роли, даже не снимает сама одежды, за исключением тех случаев, когда разделась на ночь. Повсеместно рассказывается, что во время полового акта жена монотонно стонет: «Ты мне больно делаешь, дрянь ты человек» и тому подобные порицания. Мужчины-гусии находят эти стенания чрезвычайно возбуждающими. Нижеследующий рассказ тридцатишестилетнего семьянина кратко резюмирует шаблоны сексуального поведения мужчины и женщины-гусиев:
Муж её в постели спрашивает: «Ну, как оно? Тебе хоть нравится?» А жена отвечает: «Ох, не спрашивай». И никогда не скажет «да». Самое приятное – это когда она во время сношения плачет, кричит… Всегда мы дивились: неужели женщины получают от этого удовольствие? Но жёны многожёнцев жалуются, если мужья ими пренебрегают, значит, всё-таки нравится…
Есть немалый смысл верить, что безустанное сопротивление гусийских жён не является притворным. Молодые мужья, как утверждается, настаивают на двух соитиях за ночь: одно вечером, одно рано утром, на заре. Однако немалое число моногамных семей не справляется с этим запросом, в первую очередь благодаря упорному противодействию жён. В каждом поселении есть замужние женщины, которые имеют репутацию ненавистниц секса и отказывают своим супругам в интимной близости по неделе кряду. Со временем такие мужья начинают бить жён и даже отсылают их обратно к родителям. Мне известен по крайней мере один случай, когда конфликт между супругами не имел никакой иной причины, кроме отвращения жены к соитию. Среди женщин, состоящих в моногамном браке и не имеющих репутации ненавистниц секса, отказ от близости с мужем имеет место, если произошла ссора по какому-либо иному поводу. Семейственная скромность предписывает вступать в сексуальные отношения в тёмное время суток, когда дети уснули, и жёны подкрепляют свой отказ тем, что щиплют детей и будят их, если супруг настаивает. Это очевидно убеждает нас, что для гусийских замужних женщин сопротивляющееся и страдальческое поведение во время супружеского полового акта представляет собой не общепринятую маску, не попытку особым образом возбудить страсть мужа, а именно искреннее желание избежать коитуса.
На базе традиций гусиев как таковых трудно исчерпывающе или хотя бы удовлетворительно ответить на вопрос, в какой мере связан садомазохистский аспект свадебной и супружеской сексуальности гусиев с неумолимой враждой брачующихся кланов, в какой мере он отражает её. Многие вышеизложенные факты указывают на эту связь, но примечательно то, что существует по меньшей мере одна культурная практика, выражающая гетеросексуальный антагонизм внутри клана. Это так называемая огосония, или возбуждение желания, которую Майер (1953 22-23) описывает детально. Когда мальчики-гусии, проходящие инициацию, отдыхают в лесу после обрезания, девочки-подростки из их клана приходят к инициационным хижинам, раздеваются донага и, исполняя танец с соблазнительными движениями, подстрекают мальчиков к интимной близости и позволяют себе уничижительные комментарии об их гениталиях. Мальчики, разумеется, не способны к совокуплению, и девочкам это известно. Согласно Майеру, «мужчины-гусии в большинстве своём убеждены, что цель огосония – причинить боль. Триумф девочек наступает, когда у кого-нибудь из мальчиков под действием эрекции открывается полузажившая рана, причиняя ему острую боль». (1953:23). Итак, сексуальность используется как метод причинения боли, и эта драма разыгрывается между мальчиками и девочками из одного клана, притом экзогамного. Можно спорить, действительно ли девочки-подростки уже усвоили паттерны поведения, соответствующие свадебной ночи, и испытывают их на тех мужчинах, кто ближе и слабее, больше того, кто находится в уникально уязвимом физическом состоянии. Так или иначе, практика огосония служит признаком того, что агрессивный антагонизм гусийских женщин и мужчин, их сексуальности, их понимания взаимодействия полов, - это составляющие общего поведенческого шаблона, выходящего далеко за рамки брачного сожительства.
Но, невзирая на то, какие ещё заключения можно вывести из предшествовавшего описания институционализированных форм полового антагонизма, следует сделать один важный вывод: узаконенные гетеросексуальные отношения среди гусиев – это насыщенные агрессией соревнования, включающие насилие и причинение боли, которые в обстоятельствах, где оно не является законным, подпадают под определение изнасилования. В следующих главах я хотел бы обсудить условия, которые приводят к демонстрации подобного поведения в контексте незаконности.